И я поехал домой, докладывать по телефону Акимычу о своих успехах.
Акимыч меня отругал. В общем-то, за дело. Я и впрямь поспешил. Стремясь закрепить успех, заставил Панарину позвонить Агапову через пятнадцать минут после ухода от него. Но что поделаешь? Завтра придется попытаться исправлять оплошность. Акимыч велел мне утром ехать в прокуратуру, выяснить подробности истории с Демидовой, с притоном. С тем я и уснул беспокойным сном, с надежде увидеть хотя бы во сне себя не сыщиком, а звездой — сценаристом Голливуда.
Глава седьмая
На следующий день, прежде чем ехать в прокуратуру, я решил позвонить Панариной, еще раз уточнить, не говорила ли она с Агаповым и готова ли встретиться со мной вечером. Длинные гудки немного обеспокоили меня, но не настолько, чтобы мчаться на Ленинский, выяснять, не произошло ли чего-нибудь. Может, в магазин вышла, может, к знакомым, да мало ли! Перезвоню через час, решил я, а пока наберу-ка номер Агапова. Павел Владимирович ответил почти сразу. Почему-то я ожидал услышать высокий, может быть, даже писклявый голосок. Но со мной говорил человек, по голосу которого никак нельзя было сказать, что он в физическом отношении ущербен. Впрочем, почему я решил, что люди небольшого роста ущербны? Может, это мы ущербны, а они-то как раз и являются эталоном. Все это мгновенно промелькнуло у меня в голове при обмене первыми фразами.
— Слушаю. Агапов.
— Добрый день, Павел Владимирович. Вас беспокоит Вячеслав Батогов. Вчера вам звонила Ирина Юрьевна Панарина. Я много наслышан от ваших учеников о методах преподавания. А поскольку мне частенько приходится общаться с иноземцами, да и выезд в Лондон намечается, я просто загорелся идеей прослушать ваш курс. Вот звоню спросить, не передумали вы нас с Ириной Юрьевной принять сегодня вечером.
— Нет, конечно, не передумал. А вам непременно нужно вечером и непременно с Ириной Юрьевной?
— Что вы, Павел Владимирович. Я просто думал, что днем вы заняты.
— Отчего же. Вот сегодня с двенадцати до четырнадцати у меня «окно». Если можете, приезжайте.
— Огромное спасибо, Павел Владимирович. Ровно в двенадцать буду у вас. Ирина Юрьевна сказала адрес.
— Пожалуйста, жду.
Такой поворот событий несколько ошеломил меня. Но раздумывать было некогда. Перекусив, я надел строгий темно-синий костюм, белоснежную рубашку, которую берег именно для таких особо торжественных случаев, строгий галстук в полоску и, отложив на потом визит в Управление, в одиннадцать тридцать тронулся в путь.
В одиннадцать пятьдесят пять я был на месте. Загнав машину во двор, я поднялся на третий этаж и позвонил. За дверью было тихо. Я позвонил еще раз, потом легонько толкнул дверь. Она оказалась незапертой. «Ну вот, все идет как в крутых детективах», — подумал я и осторожно вошел.
Передняя оказалась довольно большой. Направо темнел коридор, ведущий в кухню. По левой стороне — две двери, очевидно — ванная и туалет. Одна дверь чуть приоткрыта.
Прямо передо мной — две комнаты. Слева, судя по всему, — кабинет, вдоль стен стояли шкафы. В глубине правой — большой стол темного дерева, над ним огромный абажур. Словом — типичная петербургская квартира в стиле ретро. Поколебавшись, я решил заглянуть в гостиную. Сделав пару шагов, услышал шорох за спиной, успел оглянуться, увидел темную фигуру с опускающейся на меня рукой, получил сокрушительный удар по темени, мир ослепительно вспыхнул, и тут же я рухнул во мрак…
Передо мной бешено крутились разноцветные круги с блестками. Я открыл глаза, на миг увидел белую плоскость с каким-то странным предметом на краю, но, не успев сообразить, что это, тут же опустил снова веки, потому что плоскость принялась вращаться все с большим; ускорением. Я полежал, чувствуя, как откуда-то снизу поднимается и заполняет всего меня ощущение дурноты, снова открыл глаза и, чтобы не видеть белую крутящуюся плоскость, перевернулся на бок.
Перед глазами плясали какие-то темные столбы, вдаль уходила, покачиваясь, бесконечная блестящая паркетная дорожка. Вдруг где-то там, в бесконечном далеке, я увидел маленькие ноги в шлепанцах. С трудом вытянув руку, я поймал один из прыгающих столбов. Постепенно волны улеглись, я убедился, что держусь за ножку стола. Преодолевая тошноту, я стал подниматься. Встал на четвереньки, обрел некоторую устойчивость и, ухватившись за край стола, поднялся.
Передо мной было окно с отодвинутыми занавесями. В углу стояло старинное кресло, рядом с которым на полу, уютно свернувшись калачиком, устроился подремать маленький человечек. Присмотревшись, я понял, что человечек этот никогда больше не проснется. Под его головой расплылась большая почти черная лужа. Я оторвался от стола и подошел к человечку. Приложив пальцы к шее, я убедился, что, к несчастью, не ошибся.
Павел Владимирович Агапов был мертв.
Я прошел в противоположный угол, сел в стоявшее здесь второе кресло и закрыл глаза. Немножко передохнув, я огляделся. На столе на двух льняных салфеточках стояли две чашки, рядом бутылка коньяка, две рюмки, в центре стола — ваза с мандаринами, открытая коробка конфет. Несколько шкурок от мандаринов были сложены в большую пепельницу. Я обошел стол, вышел в прихожую. Дверь в ванную была открыта. Очевидно, оттуда вышел мой обидчик, а возможно, и убийца хозяина.
Я зашел в кабинет и, ни к чему не притрагиваясь, обошел его.
Рядом с книжными шкафами стояли каталожные ящики. Слева от письменного стола на специальной металлической подставке расположился небольшой сейф. Я вернулся в гостиную, постоял в нерешительности у трупа, потом, чувствуя себя мародером, обшарил карманы брюк и спортивной куртки, нашел ключ от сейфа, прошел в кабинет. В сейфе я увидел стопку больших канцелярских конвертов. Рядом лежала пачка зеленых. «Ну что ж, придется нарушить закон», — подумал я и вынул конверты. Их было семь. В первом сверху лежала фотография девицы девять на двенадцать и разграфленный лист плотной бумаги.
В первой графе стояли фамилия, имя, отчество той, кто, очевидно, был запечатлен на фотографии. Ниже латиницей значилось мужское имя: Брокен Эроу, Оклахома. Затем шли цифры. Некоторые из них явно были датами, с другими следовало разобраться.
Остальные конверты также содержали фотографии девиц с приложенным листком.
Одна фотография показалась мне знакомой. Ба! Да ведь это Наталья Розанова, невеста моего американского протеже, шоумена Джонсона. Точно! Адрес на бумаге значился нью-йоркский. Любопытно!
Этот конверт вместе с фотографией и бумажкой я решил на свой страх и риск изъять и передать для размышлений Евграфу Акимовичу. Потом сложил конверты в сейф, закрыл его и бросил ключ в верхний ящик письменного стола.
Потом я еще раз огляделся. Взгляд вдруг упал на циферблат больших напольных часов. Одиннадцать! Я посмотрел на свои часы. Двенадцать сорок шесть.
Я вышел в гостиную. Часы на столике у дивана тоже стояли на одиннадцати. На кухне часов не было.
Я сел к кухонному столу, поднял трубку и вызвал оперативную группу. Потом позвонил Евграфу Акимовичу.
Глава восьмая
Стрельцов приехал на полчаса позже опергруппы. Он походил по квартире, осмотрел комнаты, попросил сообщить ему результат анализа содержимого чашек и бутылки со стола в гостиной, подошел к каталожным ящикам. В одном стояли карточки книг с шифрами Публички и БАНа, в другом на карточках значились имена, женские и мужские, адреса и краткие записи типа: «Стрелец. Блондинка, 28. 51. Квартира. Россия».
Пересмотрев ящики, Евграф Акимович подошел к Батогову.
— Ну что, суперсыщик, ласково тебя приветили?
— Куда уж ласковее. — Слава осторожно погладил голову.
— Как же ты так влип?
— Влипнешь тут. Я ведь шел к карлику. Кто же знал, что у него такие гости в комнатах прячутся!
— Незнание элементарных законов сыска не освобождает от ответственности. Как себя чувствуешь? Работать можешь?
— Конечно, могу.
— Поехали сейчас по домам. Отлежись. А завтра — по обстоятельствам. Но желательно ко мне с утра.
Попрощавшись с ребятами, сыщики отбыли.
На следующий день утром Батогов приехал на Авиационную.
Евграф Акимович усадил его пить чай и сказал:
— Пей, расслабляйся пока. Хрусти своим любимым крекером. Обсудим новости сначала, потом подведем кое-какие итоги. Вчера вечером звонил следователь Николаев, тот, что на Фонтанке был. В чашке с остатками кофе и в бутылке с коньяком обнаружена лошадиная доза барбитуратов. Если бы не визит незнакомца, Агапов бы уснул и не проснулся.
— Шурши ля фаму! — прокомментировал Батогов.
— Вот именно! Женщина там скорее всего была, и искать ее нужно.
— Кстати, о женщинах! Акимыч, крыша у меня вчера маленько поехала, забыл передать вам вот это. — И Батогов протянул Стрельцову изъятый конверт.